– Давай, уйдем, пожалуйста. – На полувздохе просит она, пока я переворачиваю ее на живот и быстро расстегиваю узкую юбку, которая сама вот-вот на ней готова была треснуть. Она пытается сопротивляться, но у нее слабо получается, когда я отодвигаю ее трусы и вхожу в нее пальцами, сначала одним, затем двумя. Потаскуха. Уже намокла. Я едва коснулся ее. Она всхлипывает и закрывает рот рукой, я убираю ее, хочу, чтобы было слышно. Снова просит уйти, но голос обрывается на середине фразы, когда я начинаю активно двигать уже тремя пальцами внутри нее. Пытается встать и хватается за мою руку, я отталкиваю ее и прижимаю сильнее к столу.

– Не думай, что это будет нежно. – Рычу я.

– Давай уйдем. – Очередной вздох и закусывание губы. – Не хочу делать это на столе.

Делать что, идиотка? Я просто трахну тебя.

– Раньше тебя это не смущало.

Засовываю пальцы еще глубже, так что она вскрикивает. Одной рукой держу ее руку, чтобы не затыкала себе пасть, другой спускаю штаны и боксеры, достаю презерватив из внутреннего кармана пиджака, не хочу чтобы всякая херь касалась моего члена напрямую. Она все еще пытается что-то говорить, но мне срать на ее слова. Захотела. Получай. Вхожу в нее резко и грубо, та вздыхает и цепляется руками за какие-то бумажки на ее столе. Даже не уверен, что кончу с ней. Но это не для меня. Хватаю ее за волосы и тяну на себя, вхожу до самого основания, ускоряюсь, чтобы эта падаль и словом больше не обмолвилась. Она стонет, я развожу ее ноги и делаю несколько быстрых и резких рывков внутри нее. Начинает дрожать. Кричит. Засовываю ей в рот пальцы, те самые, которые были внутри нее, заставляю их облизать. Она пытается перевернуться и тянется ко мне, но я возвращаю ее обратно, придавливая рукой к столу. Никаких прелюдий. Закрываю глаза. Ускоряю темп. Злюсь. Отчаянно. Представляю лицо той, которой никогда не видел, мысленно вдыхаю запах ее волос, провожу рукой по бархатной коже, вспоминаю солоноватый вкус ее пота, когда она танцевала для меня. Маленькая невинная дрянь.

Когда та сука кончает, я не останавливаюсь, продолжаю вторгаться в нее с большей и большей силой, так что она уже начинает орать. Рисую в голове линии ее тела. Не этой суки, другой. Длинные мягкие волосы. Хочется сжать ее до хруста в костях.

Делаю еще два толчка. Дерьмо. Выхожу. Не могу трахать это бревно. Заканчиваю рукой. Сучка смотрит на меня со злостью. Тяжело дышит. Мне плевать.

– От этого больше пользы, чем от тебя.

Вытираю руки какой-то первой попавшейся на столе бумагой.

– Это был отчет за прошлую неделю. – Ее голос едва не срывается. Если снова начнет давить на жалость, как в последний раз, вышвырну к чертовой матери отсюда.

– Сделаешь новый.

Та спрыгивает со стола, подбирая с пола одежду. Пока одевается, я достаю из бумажника пару первых попавшихся купюр и швыряю на стол.

– Завтра с утра жду анкету танцовщицы.

Останавливаюсь у двери.

– Кстати. Она может вылезать из-под стола. Надеюсь, ты насладилась шоу, Шахерезада.

* * *

Не могу поверить, что это произошло. Господь Всемогущий, почти на моих глазах. Нет. Спасибо, что я этого не видела. Но. Какой стыд. Я даже уши заткнула. Не помогло. И самое ужасное, что этот урод знал. Он знал, что я прячусь здесь. Наверняка, покраснела до кончиков пальцев. Это ни в какие рамки не входит. Где стыд у людей? Ладно, этот. Боже, неужели ему вообще плевать? Алена. Нет, не буду ее осуждать. Это просто омерзительно. Все. От начала до конца. Мне хотелось вылезти из-под стола и убежать. Чуть под землю не провалилась, а лучше б и так.

Медленно выползаю, смотрю на Алену, которая дрожащими руками пытается застегнуть юбку. Подхожу ближе. Помогаю. Она молчит. Не оборачивается. А у меня кошки в груди скребут. Смотрю на стол, где в россыпь лежат несколько купюр красного и зеленого цвета.

– Как стыдно. Боже. – Шепчу я. Алена медленно оборачивается и, я вижу, что слезы стоят в ее глазах и то, как сильно она их сдерживает.

– Тебе стыдно, Макаренко?

– Это моя вина.

– Твоя вина? – Она смеется. Как-то нервно.

– Ты спрятала меня.

Девушка фыркает и проводит рукой по лицу, как бы приводя себя в чувства.

– Это случилось бы все равно.

– Почему?

– Почему, что? Ты тупая?

– Я.

– Иди домой, Кира, насчет анкеты не волнуйся, я создам липовую. Ну, чего пялишься?

Она садится за стол, берет деньги, проводит по ним рукой и швыряет обратно.

– Почему он это сделал?

– Потому что может.

– Платить за секс?

– Унижать.

Я долго смотрела на нее и не могла понять, почему она сделала это. Это было не потому что она хотела спрятать меня. Несмотря на то, что судя по ее лицу, она готова разреветься и, возможно, сдерживает это только мое присутствие, мне кажется, она ни капли не сожалеет о том, что произошло. Он ведь просто ее использовал.

– Ты в порядке?

– Да.

– Ты можешь мне рассказать. Я никому не скажу, клянусь.

– Со мной все нормально, Макаренко, иди отсюда нахер!

Ее лицо покраснело, а глаза излучали ужас и огромную бездну боли. У меня внутри почему-то все сжалось. Это невозможно. Она не может любить этого человека. Только по-настоящему сумасшедшая на это способна.

– Мне жаль. – Это все, что я сказала, перед тем, как уйти. Мне почему-то хотелось вернуться, собрать со стола деньги, догнать этого урода и затолкать ему по купюре в пасть, чтобы подавился, перестал дышать.

Понедельник начался паршиво, и не потому что я уснула и проснулась с мыслью о вчерашнем, это ушло на второй план, когда позвонила мама. С Егором все в порядке, уже хорошо, но тот факт, что нужно внести взнос за операцию, выбил меня из колеи. Я не думала, что так рано. Блин, да я вообще ни о чем не думала! Операция зимой и, конечно, я должна была понимать, что нужна предоплата, которую просили уже после первого обследования. Мы получили отсрочку. Сроки закончились. Все. Конец. У меня нет столько денег. Даже половины нет. И я не соберу их, даже если прямо сейчас кто-то волшебным образом предложит мне хорошую работу. И вместо того, чтобы ее искать, остаток дня я проревела в подушку. Но как это помогло? Только себе хуже сделала. О внешнем виде, даже говорить не хочу. Голова болит, сейчас рассыплется на части. Вечером Настька пришла, она хоть и взбалмошная девчонка, ветра в голове, хоть отбавляй, но хороший слушатель, заботливый и молчаливый. Она сделала мне чай из трав, которые пересылала ей бабушка. Горьковато, но я выпила. Она гладила меня по волосам, пока я лежала на ее коленях и глотала слезы, в надежде уснуть. Получилось. Наверное, благодаря чаю.

Утром голова все еще болела, но не так сильно как вчера. Внешний вид оставлял желать лучшего: опухшие веки, красные глаза, пришлось раз двадцать умыться холодной водой. Помогло не сильно. Мыслей в голове почти не было, пустой шум, словно по макушке стукнули. К обеду я, все же, заставила себя думать и, конечно, первое, куда привела меня мысль: банк. Других вариантов просто не было, точнее, думать о них не хотелось. Кредит мне не дали, потребовали справку из бухгалтерии с работы, ну, разумеется. О чем ты думала, Кира, приезжая в этот город? Здесь ничего просто так не делается. Ты, просто, маленькая букашка в этом мегаполисе. В клубе я не оформлена, да и денег таких не получаю, чтобы кредит приличный выдали. Позвонила Идке, попросила справку достать. Я все еще злилась на нее немного за то, что выдала меня индюшаре, но на него я злилась больше. Не то чтобы имела право, само собой, нет. Просто злилась.